Боги Марса - Страница 21

Но когда ее взгляд упал на священный камень, сверкавший в завоеванной мною диадеме, выражение ужаса сменилось несказанным облегчением. Она молча, глазами, указала мне на спящие фигуры.

– Я бесшумно перебрался на палубу. Девушка подозвала меня кивком. Я низко склонился над ней, и она шепотом попросила освободить ее.

– Я смогу помочь тебе, – сказала она. – Тебе пригодится всякая помощь, если они проснутся!

– Некоторые из них проснутся в Корусе, – ответил я, улыбаясь.

Она поняла значение моих слов и ответила такой злобной улыбкой, что привела меня в ужас. Жестокость не поражает на безобразном лице, но когда она появляется на лице богини, чьи черты кажутся воплощением любви и добра, то контраст получается потрясающим.

Я быстро освободил ее.

– Дай мне револьвер, – шепнула она торопливо. – Я пущу его в ход против тех, кого твой меч вовремя не успокоит.

Я исполнил ее просьбу. Теперь мне предстояла неприятная задача: напасть на спящих. Но рыцарские чувства здесь были совсем некстати, да и не были бы оценены этими свирепыми демонами.

Крадучись, подошел я к ближайшему спящему незнакомцу. Когда он проснулся, то был уже на пути в озеро Корус. Его пронзительный крик слабо долетел до нас из черной глубины.

Второй проснулся от прикосновения моих рук и, хотя я успел сбросить его с палубы, но его длинный тревожный крик поднял на ноги остальных пиратов. Их было пять человек.

Револьвер девушки затрещал, как только они поднялись, и один из них упал замертво на палубу. Остальные, обнажив мечи, с бешенством накинулись на меня. Девушка, боясь ранить меня, не стреляла, но я видел, как она осторожно, по-кошачьи, подбиралась к нападающим сбоку.

Наш короткий бой был страшен. На тесной палубе негде было развернуться. Приходилось стоять на месте, принимать и парировать удары, почти не двигаясь. Вначале я больше отбивался, чем нападал, но вскоре мне удалось поразить одного из них, и он упал на палубу.

Оставалось трое противников, но девушка почти достигла места, откуда она могла бы уменьшить их число, по крайней мере, еще на одного. Затем все произошло с такой поразительной быстротой, что я даже теперь не могу понять, как это могло случиться в такой короткий миг.

Все трое бросились на меня с явным намерением перебросить через перила. Вдруг девушка выстрелила: в ту же минуту я сделал два движения правой рукой, вооруженной мечом. Один из чернокожих упал, пронзенный пулей, у другого я выбил меч из руки, и он со звоном ударился о перила и упал в пропасть; третий враг свалился, пронзенный моим мечом, которым я насквозь проткнул ему грудь, но, падая, он увлек за собой и мой меч.

Я остался обезоруженным лицом к лицу с последним – тоже обезоруженным врагом, меч которого лежал где-то внизу, на дне мертвого озера.

Новые условия борьбы, казалось, были ему по вкусу. С радостной улыбкой, открывавшей его блестящие зубы, бросился он на меня. Большие мускулы, перекатывавшиеся под его черной, лоснящейся кожей, давали ему уверенность в легкой победе. Он, очевидно, даже не нашел нужным прибегнуть к кинжалу.

Я подпустил его совсем близко к себе. Затем пригнулся под его вытянутой рукой и отскочил на шаг в сторону. Повернувшись на левой ноге, я правым кулаком нанес ему оглушительный удар в челюсть, и он, сраженный, как бык, рухнул на палубу.

Тихий серебристый смех раздался позади меня.

– Ты не жрец, – сказал нежный голосок моей спутницы, – несмотря на твои золотистые локоны и украшения Сатор Трога. Никогда еще не было на всем Барсуме человека, который мог бы так сражаться! Кто ты такой?

– Я Джон Картер, – член семьи Тардос Морса, джеддака Гелиума, – ответил я. – А кому я имел честь услужить?

Она с минуту колебалась, прежде чем ответить и еще раз спросила меня:

– Ты не жрец? Ты враг жрецов?

– Я пробыл в их владениях всего полтора дня. Все это время моя жизнь подвергалась постоянной опасности. Меня преследовали и мучили. На меня выпускали диких зверей и вооруженных воинов. У меня не было никаких ссор с жрецами до этого времени, но можешь ли ты удивляться, если я не чувствую к ним теперь большой любви?

Несколько минут она пристально смотрела на меня. Казалось, она хотела проникнуть в самую глубину моей души, чтобы составить себе понятие о моем характере.

По-видимому, результат удовлетворил ее.

– Я Файдора, дочь Матаи Шанга, Отца святых жрецов, владыки над жизнью и смертью на Барсуме, брата Иссы, богини вечной жизни.

В эту минуту я вдруг заметил, что чернокожий, которого я свалил кулаком, начал проявлять некоторые признаки жизни. Я подскочил к нему, сорвал с него ремень, скрутил ему руки за спину, связал ноги и привязал к пушечному лафету.

– Почему так сложно? – спросила Файдора, удивленно подняв брови.

– Я не понимаю! Что кажется тебе слишком сложным? – спросил я.

Слегка пожав прекрасными плечами, она жестом руки указала, что пленника следовало бы выбросить за борт.

– Я не убийца, – ответил я. – Я убиваю только защищаясь.

Она удивленно посмотрела на меня и покачала головой. Она не могла понять!

Ведь даже моя любимая Дея Торис считала, что моя политика по отношению к врагам полна безрассудства. На Барсуме не знают пощады. На этой умирающей планете каждый убитый означает известную долю экономии иссякающих жизненных средств в пользу живых.

Но все же между жестоким взглядом этой девушки на убийство врага и нежным сожалением Деи Торис о суровой необходимости этой меры была некоторая разница. Мне казалось даже, что Файдора не столько опасалась оставить врага в живых, сколько жалела о том, что не испытывает радостного возбуждения от созерцания его страданий и смерти.